Александру Михайлову идет уже девятый десяток, но он по-прежнему бодр и полон сил.
Снимается в кино, преподает в творческом вузе. Выпустил книгу с патриотическим названием «Спаси и сохрани мою Россию». В очередной раз съездил на Забайкальский кинофестиваль, который проходит на родине актера в Чите. Там мы с ним и встретились…
— Александр Яковлевич, вы замечательно выглядите. В чем секрет активности, бодрости и оптимизма?
— Нет никакого особого секрета. Думаю, гены сильные. Мои предки были старообрядцы, земледельцы. Детство мое пришлось на послевоенное время, сложное. Мы жили с мамой в крошечном домике-келье, буквально три на три с половиной метра. Несколько лет
назад Сережа Немаев — парень из местных, бурят — вместе со своей женой и дочерью восстановили этот дом: крышу покрыли, забор сделали за свои деньги. Просто чтобы сохранить это место. Трепетно и трогательно отнеслись. Хотя мы не были друзьями — просто земляки. К сожалению, Сережа уже ушел в иной мир. Удивительный человек… Вот этим я и питаюсь — родными местами, встречами, добротой сердец. Вижу красоту, чувствую ее. И даже ауру людей стал ощущать после трагедии, когда я прикоснулся к личности Ивана Грозного и чуть не умер…
«ЕЩЕ БЫ 15 МИНУТ – И НЕ СПАСЛИ…»
— Да, это известная история, когда вы буквально чудом остались живы. Как она на вас повлияла?
— Я трижды отказывался играть Грозного в Малом театре. Не чувствовал персонажа, меня подавлял образ Николая Черкасова в известном фильме Эйзенштейна. Но в итоге Юрий Мефодьевич Соломин (худрук Малого театра. — Ред.) меня уговорил. Начали репетировать… Не хочу спорить ни с литературоведами, ни с историками, но у меня своя точка зрения на Грозного. Достаточно вспомнить, что при нем наше государство увеличилось почти в два с половиной раза. Был одним из самых образованных правителей. Проводил мощнейшие реформы, изгонял процентщиков из государства российского. Врагов-то у него было много. Потому после смерти, я считаю, оболгали, очень много грязи и помоев вылили…
Погружение в эпоху и репетиции давались мне сложно. Вспоминал свою самую первую роль — в театре во Владивостоке играл Родиона Раскольникова в «Преступлении и наказании»…
— Тоже тяжелый материал.
— Еще какой! Тем более опыта у меня практически не было — ни профессионального, ни жизненного толком. А прикасаться к Достоевскому, еще не утвердившись психологически, очень тяжело. По ночам мне снилось, будто тюкаю старушек. В холодном поту вскакивал, кричал. Перед генеральной репетицией, обсуждая в очередной раз роль с режиссером, потерял сознание. Настолько был вымотан психологически…
— Но к моменту работы над спектаклем про Грозного вы уже были взрослым и опытным артистом.
— Можно сыграть хоть 200 ролей — и я одну-две погрузиться так, что и жизнь потерять…
Перед премьерой у меня были очень недобрые предчувствия. Пришел к Юрию Мефодьевичу. В его кабинете присутствовали также директор театра и режиссер спектакля. И попросил убрать слово «смерть» из названия: «Оставьте просто «Иоанн Грозный». Они начали подшучивать надо мной, Юрий Мефодьевич говорит: «Сань, мы друзья с тобой, но не до такой степени, чтобы править названия спектаклей из-за предчувствий. Это все-таки классическое произведение». По плечу похлопал: мол, все будет нормально.
После шестого спектакля я уезжаю на дачу. Деревня Вороново, кооператив Малого театра. Приехал подышать воздухом, отдохнуть. Ноябрь, пустой поселок, ни души. Я гулял — и вдруг пошла кровь горлом ни с того ни с сего. Сразу где-то выплеснулось пол-литра. Упал, встать уже не могу. И на помощь позвать некого… Потом еще порция крови вышла. Почему-то сгустками, комками. Уже мысленно стал с жизнью прощаться. И вдруг услышал звук подъезжающей машины, затем шаги и обращенный ко мне голос: «Сань, ну ты чего, напился, что ли?»
Оказалось, артист нашего театра Саша Потапов каким-то чудом тоже заехал на дачу. Поднял меня с земли. А у меня снова кровь пошла, еще порция. Потапов меня в машину загрузил, помчал в Склифосовского. По дороге я залил весь салон и дверь заднюю кровью. В больнице врач, осмотрев, произнес: «Еще бы 15 минут, вас бы не спасли».
— Как выкарабкивались?
— Полгода больницы — «Склифа». Кома — на том свете побывал. Две полостные операции, две трети желудка вырезали. 23 килограмма веса потерял. Супруга (Оксана Михайлова — вторая жена артиста, у них общая дочь Мирослава. — Ред.) кости мои таскала по этажам. Спасибо миру и судьбе, что ее встретил в жизни, очень многое сделала для меня.
Уже когда вернулся домой, заехал Соломин. Сидели у меня на кухне, я ему сообщил, что принял решение уходить из театра: «Потому что вы меня не услышали, не убрали слово «смерть», а я же говорил, что быть беде». Он пообещал: «Уберем». И он слово сдержал, спектакль стал называться «Царь Иоанн Грозный». А не «Смерть Иоанна Грозного», как было в начале.
Уже позже я подсчитал, что пять актеров ушли в мир иной вскоре после прикосновения к Грозному: Николай Хмелев, Сергей Боярский (отец Михаила Боярского)… Евгений Евстигнеев снимался в кино в этой роли — в фильме «Ермак», работу над которым не успел завершить. Прихватило сердце. Затем операция, смерть… Петр Мамонов сыграл в фильме «Царь» и ушел, а мог бы еще жить. И актер Ярослав Барышев, прекрасный артист, который заменял меня в спектакле в период моей болезни, также как-то внезапно и рано покинул этот мир. Вот и не верь после этого в предчувствия…
«СО МХАТом НЕ СЛОЖИЛОСЬ»
— В Малом театре вы служили почти 20 лет. А правда, что отказались работать во МХАТе, которым руководил Олег Ефремов?
— Это было задолго до Малого, я тогда служил в Саратовском девять лет. Режиссер Лев Михайлович Аронов, с которым познакомились как раз во Владивостоке, работая над спектаклем «Преступление и наказание», к этому времени ставил во МХАТе. Он и предложил мне, мол, давай переедешь из Саратова в Москву во МХАТ: «Я договорился с Олегом Николаевичем, он тебя ждет».
И я приехал на встречу. Присел в зрительном зале. Ефремов на сцене репетировал спектакль со Смоктуновским. Оба нервничали. Иннокентий Михайлович, помню, в какой-то момент взорвался, закричал: «Олег, мне не за что зацепиться в этой роли!» Ефремов объявил перерыв.
Я стою в коридоре. Аронов через некоторое время подошел: «Олег Николаевич ждет тебя в своем кабинете».
Ефремов, расстроенный, курит сигареты одну за одной. Потом спрашивает, глядя сквозь меня: «На героя метишь? Понятно. А у меня (извините за выражение, но так он и сказал) 75 процентов говна, а не артисты. Но все хотят быть героями». Я растерялся, не знал, как реагировать. Сказал: «Спасибо, до свидания». И ушел. На этом закончилась моя попытка попасть во МХАТ. Не сложилось.
— А чем вам запомнился фильм «Мужики!..», со съемок которого в следующем году исполнится 45 лет?
— Я дважды отказывался от роли. Были другие работы — интересные, приключенческие. А здесь не приглянулся поначалу сценарий — дети, собака… Режиссер Искра Бабич в третий раз попросила меня о встрече, познакомила с автором сценария. 15 минут мы с ним поговорили. После чего я сказал: «Давайте договор, подписываю». Проб не было. Искра очень хотела снимать меня. Она была очень талантливым режиссером, трепетным.
И снимавшиеся в картине дети были очень талантливые. Правда, девочка Ира (юная артистка Ирина Иванова. — Ред.), сыгравшая Полину, росла в Москве. А в одной из сцен — помните, наверное, — корову уводят. Режиссер говорит: «Ирочка, ты должна здесь плакать. Корову потерять для деревенского человека — катастрофа». Но Ирочка никак не могла заплакать, а стояла с полуулыбкой. Не понимает ребенок! А у Иры чуть раньше ушел отец из семьи, она очень переживала. Сразу, как заходила речь о папе, взгляд становился тяжелым… И вот же наша профессия какая садистская бывает иногда. Искра потихоньку говорит оператору: «Я скажу одну фразу, а ты быстро снимай». Подошла к Ире: «Вспомни своего отца». У той моментально слезы брызнули. И когда монтировали, полное ощущение, что рыдала по корове. А вся страна плакала, глядя этот фильм.
Мне приходили сотни писем от зрителей — и в театр, и на домашний адрес. Девочка, помню, пишет: «Мне шесть лет… Спасибо вам за фильм «Мужики». Мой папа вчера посмотрел и купил мне шоколадку…» Знаю, что очень много семей воссоединилось, посмотрев ленту. И это огромное счастье для артиста, если благодаря в том числе твоей работе мир становится хоть чуточку лучше…
