«Я еще молоденький, мне 75 лет!» — смеется Куклачев. Да, он и в жизни такой же жизнерадостный, как на экране и на сцене, совсем не «грустный клоун».
«Для мужчины это начало, — говорит Юрий Дмитриевич. — Если он не пьет, не курит и не гуляет напропалую, а живет равномерной жизнью. Как я с супругой — 55 лет вместе уже. И все нормально!»
— Юрий Дмитриевич, это сейчас у вас все нормально. А как-то признались, что в советском цирке вас ненавидели. Кто и за что?
— Все, кто завидует, те ненавидят. Меня сильно поддерживал Сергей Бондарчук… Я понял: у талантливых людей нет зависти, если видят что-то необычное, они озвучивают свой восторг и восхищение. А когда я в середине 1970-х в Москве появился, меня так все душили, топтали. Мне ставку в цирке не давали. Как могли унижали. А я никуда не ходил, ни с кем не общался… И как-то Бондарчуку говорю: мол, работаю в цирке, зрители меня любят, а за кулисы захожу — чувствуется холод. Он: «Юра, выкинь из головы! Это зависть. Перед тобой весь мир будет на коленях стоять. Ты еще не понимаешь, что натворил». А я тогда действительно не понимал — мальчишка! Потом только понял, когда в Канаду, в Америку, во Францию на гастроли поехал. Когда все газеты про меня писали. Когда весь Париж моими афишами был заклеен…
«КАРАНДАШ МНЕ ПОМОГ»
— Вообще цирковые — сложные люди? Вот говорят, у Карандаша был тяжелый характер…
— Не слушайте никого! Карандаш — гений! «Плохой характер» — это было для них для всех. А для меня… Вот представьте, приезжает Карандаш. А говорили, что он такой зануда, слушать невозможно… Посмотрел он программу. Поворачивается ко мне: «Знаешь, ты мне понравился. Но у тебя много ошибок». Говорю: «Скажите какие?» А у него память феноменальная. И он начал мне перечислять всю мою работу. Я схватил ручку, начал записывать за ним. А все вокруг говорят: ой, он зацепил Куклачева, теперь будет его душить… Я все записал. А он такие вещи сказал, режиссерские находки — просто ах! Например, сказал мне: «Знаешь, Юра, ты не держишь паузу. Вот когда прыгнул, здесь надо замереть. А ты ду-ду-ду. Замри! Потом подними медленно голову вверх. Посмотри вправо, влево… А здесь засунь ногу в карман и никак не можешь вытащить…»
Я прибежал к жене, говорю: «Лена, завтра утром на репетицию!» В 6 утра приходим в цирк и все переделываем так, как он сказал. На следующий день Карандаш пришел опять смотреть. И у него глаза на лоб вылезли. Прибежал за кулисы, говорит: «Сынок!» Обнял меня, поцеловал. Сам маленький такой. Говорит: «Первый раз вижу артиста, который меня услышал!» Понимаете, услышал! Его никто не хотел слушать. Думали, что зануда… У меня зал визжал. Уже по-другому меня принимали. А это Карандаш мне помог!
— А с Никулиным у вас какие отношения были?
— Ну, Никулин… Понимаете, они меня не любили. Никулин, Олег Попов. Они так здоровались, через губу. Но после того как я появился, они практически перестали выезжать за рубеж. А потому что импресарио писали, что нужен клоун с кошками, а не клоун с кепкой. И уже эпоха клоунов, которые лицом смешат, делают комедийные ситуации, уходила, они уже были не очень нужны за границей. Хотя на родине, конечно, своих клоунов любят и помнят. Потому что они свои…
— Высоцкий Енгибарову посвятил стихотворение. А вам?
— Ну, когда Высоцкий жил, я был еще не очень известный. Он ведь рано умер. Вот если бы годика два еще пожил… Дело в том, что режиссер моего театра Юнгвальд-Хилькевич снимал Высоцкого в своем фильме «Опасные гастроли». Он говорил: «Высоцкий тебя видел, ты ему нравишься. Надо вам лично познакомиться». Но у нас не складывалось: то у него гастроли, то у меня. Кто же знал, что он так рано умрет?.. С Мариной Влади я знаком. В Париже она ко мне приходила…
«СЧАСТЬЕ, ЧТО МЕНЯ УВОЛИЛИ»
— В конце 1980-х вас уволили из цирка. За что?
— Я организовал гастроли в Израиль самостоятельные — от кооператива. Они сказали: не имеете права. И уволили.
— Заступиться было некому?
— Нет. Но это счастье, что меня уволили! Я же сразу вырос в цене. В разы! Они мне платили 8 рублей за выступление. А когда я уволился и начал работать самостоятельно, вдруг понял, сколько на самом деле стою. А стоить я начал тысячу рублей за выступление! Это 1988 год. Представляете, что такое тогда тысяча рублей. Это как сегодня миллион. За выступление! А я еще в цирке говорил: «Почему вы мне не 25 рублей, как Енгибарову, Карандашу и Попову, а 8 платите?» «Ну ты же не Олег Попов». — «Но я же вам собираю стадионы, дворцы спорта…» И потом начал сам себе все собирать. У меня был кооператив. От него ездил за границу. Я ребятам дал зарплату. Платил артистам в 2-3 раза больше, чем в цирке платили. И все ко мне бежали… Вот вам пример: когда в цирке работал, во время зарубежных гастролей мне платили 25 долларов за выступление. В Париже — 147 франков в день. Это за три спектакля, которые мы давали каждый день. А когда поехал как частник, стал получать 5 тысяч франков. Не в день, а за один спектакль! Чувствуете разницу? Поэтому какой смысл работать на дармоедов, бездельников, которые тебя не уважают, не ценят, завидует тебе, пытаются кольнуть? Зачем с ними общаться?
— А как вы получили помещение для театра?
— После того как меня уволили, я проехал пол-Европы со спектаклями. Но жить там не смог. Ну не мое. Собрал вещи и уехал домой. А в Москву приехал, потыркался туда-сюда — никому не нужен. Вдруг мне приходит контракт в Лас-Вегас. Я пошел в мэрию. Тогда был мэр Попов. У него — совещание со Станкевичем. В коридоре их застал. Окликнул — они: «Что такое?» Говорю: проблема — Куклачева хотят в Америку забрать. А я не хочу. Видите, контракт на пять лет. Олег Попов уехал (обиделся, что Никулин, а не он стал директором цирка) — и все, навсегда. Полунин уехал. «А я туда не хочу ехать, — говорю. — Хочу здесь работать». «А чего тебе надо?» — «Мне нужно помещение. Мне в цирке не разрешают выступать». — «Ой, Юра, бери кинотеатр…» А в 1990-е годы кинотеатры пустовали. Вообще никому ничего не нужно было. А я театр открыл. Не цирк, а театр! И с театром начал ездить. Мы проехали Германию. Пять лет подряд по два-три месяца в Японии были. В Париже. В Финляндии пять лет подряд. В Америке, Бельгии, Австралии, Аргентине…
И что получается? У Полунина своего театра нет. Сейчас сюда приезжает, деньги зарабатывает и уезжает. Живет в Париже. Так же и Олег Попов — жил в Германии 25 лет, а приехал умирать сюда. А я понял, что здесь должен не только умирать, но и работать! У меня здесь любовь. И вот я выиграл! У меня свой театр… Попова уже забывают, молодежь его не знает. Полунина не станет — забудут. Никулина помнят — он свой, он жил здесь. Карандаша помнят. Енгибаров — в Ереване звезда. Настоящая фамилия Енгибарян, ему там памятник стоит, хотя он даже по-армянски не говорил. Но по всему миру Енгибаров у армян номер один. И я счастлив, что был с ним знаком. Гениальный артист!
— Вы с ним дружили?
— Не то что дружил… Я только из училища пришел. Общались. Вообще Енгибарова я считаю самым гениальным клоуном в истории цирка. Выше не было. Я и другие артисты — мы не приблизились к нему. Он феномен был. И мне повезло, что я был знаком с великим клоуном Леонидом Енгибаровым. Ушел он из жизни очень рано, в 36 лет. Потому что друзья произносили тост: «Леня, за твой талант». А он не мог отказать… Как меня уволили из цирка, так и его уволили. И ненавидели за талант, и за то, что такой независимый.
— Уволили за пьянку?
— Нет. За то, что в ленинградском цирке пригласил девочку на представление и посадил на стульчик. Не контрамарку взял у директора цирка, а на стульчик подсадил. Тот подошел к ней: мол, где ваша контрамарка? «А меня Енгибаров пригласил». — «Мне плевать, вон отсюда!» Как только он ее выгнал, Енгибаров собрал вещи и уехал. Сказал: «Я вам не нужен, тогда работайте без меня». А потом в Чехословакии девочку полюбил, она забеременела. И все. Его на партсобраниях стали песочить: «Как ты смеешь?» И уволили. Такое время было. Если связь с иностранцем, прекращали с тобой все связи. Но всему виной зависть, конечно… Вот у кошек нет зависти. Они любят меня. Дети тоже любят меня. Зритель меня любит. Я в любви сейчас! Счастливый!
